Божественное казачество

Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

История Кубанского казачьего хора очень своеобразная. Он родился в составе тогда еще Черноморского войска, бывшего Запорожского. Казаки показали чудеса героизма в русско-турецкой войне, по возвращении с которой царица Екатерине II пожаловала им Кубанские земли на вечное поселение. С тех пор и образовалось Черноморское войско. В 1861 они слились с линейными, сугубо русскими, казаками и родилось Кубанское казачье войско.

В составе Черноморского войска родился певческий коллектив, который изначально стал петь казачьи песни. Естественно, его репертуар был духовный, его репертуар был народный. Но они осваивали и классику, русскую хоровую песню, зарубежную и несли культуру. В составе войска родился еще и оркестр, сначала духовой, потом симфонический. На тот момент ведь не было консерваторий, а Кубанский войсковой певческий хор и оркестр были своего рода образовательными учреждениями.

Я ведь сам всего этого не знал. Когда мне по промыслу Божиему предложили быть художественным руководителем Кубанского казачьего хора, я думал, что он родился в советское время (на самом деле, в советское время родилось сочетание Кубанский казачий хор). Это уже позже я познакомился с его поразительной историей. А когда познакомился, то делал все возможное, чтобы юридически, по всем правилам была утверждена преемственность. Первым и вторым художественными руководителями хора были его бывшие регенты Григорий Концевич и Яков Тараненко. Как говорится, шапку сменили, а люди остались те же, равно как и внутренняя идеология. И когда я осознал это, то понял – необходимо, чтобы люди знали историю. Ведь я получал множество писем с вопросом: а правда ли, что вашему хору исполнилось двести лет или это красивая легенда?

Александр ПРОХАНОВ. Мне кажется, что вы нашли хор, а хор нашел вас.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

Абсолютно верно. Хор родился на праздник Покрова Пресвятой Богородицы 14 октября по новому стилю 1811 года. И я пришел в него тоже 14 октября. Более того, сегодня хору исполнилось 203 года и сорок дней, а я руковожу им сорок лет и сорок дней. И именно в этот день пришел к вам.

Александр ПРОХАНОВ. В этом есть что-то чудесное и таинственное, этакое обретение. А как в вас все это запело, зазвучало? Это произошло задолго до хора?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Теперь, смотря со стороны (а мы с вами можем себе это позволить в силу солидного возраста), я вижу, что моя биография уникальна. Я родился и семнадцать лет прожил в черноморской станице Дядьковской Кореновского района. В нашей станице даже радио не было. И поэтому я слышал только те песни, которые пели люди. И фольклор меня потрясал!

В 1941 году началась война. Я прекрасно помню, как 14 августа отца забрали на фронт. А вскоре пришли немцы. Маму с четырьмя детьми выгнали из дома. Помогли соседи. У них был погреб, куда бросили какой-то кожух, и там мы жили. Помню, уже когда наступали наши, мы, дети, смотрели из этого погреба на небо, красное от залпов. Я и сейчас это ясно вижу. Так вот, в то время я слышал, как люди пели, насколько истово. Поют и рыдают – сколько всего накопилось! Ведь почти каждый день приходили похоронки. Мой отец, как потом оказалось, погиб 18 ноября 1941 года. А нам пришло «пропал без вести». И мама всю жизнь его ждала. А два года назад подполковник в отставке В.К.Хвалюк из Санкт-Петербурга нашел могилу моего отца в селе Красный Крым под Ростовом-на-Дону. Я приехал туда и, действительно, на обелиске увидел его фамилию. А мама так и не дождалась… Я перед этой поездкой взял с ее могилы горсть земли и высыпал ее на могиле отца. А землю с его могилы отвез на мамину. Пусть соединятся хоть сейчас.

За все эти трудные годы я настолько насытился музыкой, что иногда думаю: насколько я счастлив этим! Вот она – главная консерватория. Я – носитель фольклора, он во мне. Я не просто знаю слова песен, но помню душевное состояние людей, когда они их пели. И когда мне говорят какие-то комплименты относительно моей харизмы, энергетики, я всегда говорю, что это не мое. Это через меня проходит, и я передаю это хору. В детстве я не знал нот. Я посмотрел два фильма, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. «Прелюдия славы», где итальянский мальчик дирижировал оркестром, и «Здравствуй, Москва», где маленький мальчик играет на баяне. И думал, – вот бы мне так! Знаете, что я сделал? Написал письмо Сталину, излил ему все свои детские мечты. Подписал: Москва, Кремль, товарищу Сталину и отправил. Это было в конце 1949 года, а в начале 1952 года мне пришел ответ, но из райкома: «Дорогой Витя. В нашей стране все учебные заведения открыты для всех. Хорошо учись и все у тебя получится».

Александр ПРОХАНОВ.
Страшная война, еще могилы не просели, еще все дымится. А Сталин сделал две мистические вещи – приказал сажать сады по всей земле и создавать хоры. И после войны расцвели Северный хор, Уральский, Донской, Кубанский, Воронежский. Мне кажется, что сады – это райские сады, мечты о райской жизни, хотя все дымится и поломано. Люди должны были воскреснуть после страшных ран и боев. А песни хора – это песни ангелов. Ведь начало хоров откуда берется? Церковный хор – это ангельские хоры. Это была такая метафизическая религиозная огромная программа.
Виктор Гаврилович, ведь ваша гармошка появилась после письма Сталину?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

Нет, гораздо позже. Мама знала, что я мечтал о музыке. Она сказала: ты все лето пасешь теленка, а потом мы продаем его и покупаем гармошку. Так осуществилась моя мечта. Мы со старшим братом Николаем купили гармошку в соседней станице Кореновской. Я держал ее в руках, как маленького ребенка, и боялся отпустить. Не надо мне золотые горы – это дороже. Обратно шли пешком и заночевали в лесополосе. И вот, что интересно (перескочу немного вперед). Спустя много лет в этой станице одну из улиц назвали моим именем. И когда я приехал туда, то увидел, что это именно та улица, на которой мы тогда с братом заночевали.

Александр ПРОХАНОВ.
Мир наполнен чудесами и знамениями. Они не сразу открываются нам. А под старость многое начинаешь понимать…
Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

Мой отец, несмотря на то, что был сапожником, очень любил музыку, еще перед войной купил патефон и несколько пластинок. И всегда мечтал, чтобы кто-то из детей стал музыкантом. Он очень любил нас. У меня сохранились два его письма-треугольника с фронта, в которых он писал, обращаясь к маме: «Наташа, продавай все, спасай детей. Война скоро кончится! За меня не переживайте. У нас тут все хорошо! А если вам будет грустно, поставьте пластинку, и я здесь услышу.»

Александр ПРОХАНОВ. А что же за пластинки были?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Хор Пятницкого. Много песен, в том числе и «Величальная Сталину», которая теперь практически не исполняется. Шаляпин, Лемешев.

Александр ПРОХАНОВ. У нас с вами похожие судьбы, у меня от отца тоже осталось два – три треугольничка. Он погиб в 1943 году под Сталинградом. Я недавно был там, нашел эти места. Тоже взял землю, привез на мамину могилу. Было такое волнение! Мне показалось, что они оба молодые встали из могилы, обнялись и пошли от меня куда-то в дождь, договаривая что-то свое, что не договорили.
У меня был период в жизни, когда я увлекался фольклором, ездил по русским деревням и собирал песни. Я не знал нотной грамоты, сам изобрел крюки, как старовер. Я знал около ста народных песен, которых не было даже в фольклорном справочнике. Штук десять помню и сейчас. Я пел в хоре. Мы собирались на квартире и пели. Кто не пел в хоре, тот не изведал настоящего счастья. В этом пении есть такой момент – не с первого круга, а где-то с четвертого – что-то происходит в душе, какая-то скважина раскрывается, и ты куда-то улетаешь в высоту. И там такая красота, такое счастье, как будто ты рай увидел. Один бы ты не улетел. Это такое счастье, такое головокружение. Это какое-то богоявление.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Духовное единение…

Александр ПРОХАНОВ. Современные хоры – это резервуары, копилки огромной энергии. Леса, пока растут, собирают солнце, влагу, возникают стволы, кроны. Такие хоры, как Кубанский или Северный, тоже собирают всю восхитительную энергию из жизни и мира. А потом отдают ее. Иногда в жизни того уже нет, другое поколение, а хоры – они как солнца. Они поднимаются и озаряют людям жизнь, они возвращают им то, что те потеряли в этих каменных джунглях, в этих квартирах.
Многие хоры увяли, некоторые еще теплятся, а Кубанский звучит, поет, танцует. У него есть огромная миссия, и русская, и казачья. Казачий-то мир переживает сегодня мучительное становление. Идет воскрешение казачества. Я сейчас был в Новороссии, смотрел – казаки воюют. Они кончили ходить в своих лампасах и жестяных орденах. Они, наконец, пошли на казачье дело. Хор-то это тоже сделал? Хор стоит за этими молодыми ополченцами?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Мы были в Крыму и до развала Советского Союза. Мы были в Крыму в феврале этого года, в марте, когда там проходил референдум. Мы пели в Севастополе на площади адмирала Нахимова. А вместе с нами вступал ансамбль Черноморского флота. Мы поддерживали референдум. Это часть нашей работы.

В свое время я записал в станице Дядьковской песню, там есть такие слова: «Эсминец «Суровый» на рейде стоял,/ матросы с родными прощались,/ прощался с морячкой моряк молодой,/ навеки ее покидая./ Вот скоро возьмем Севастополь родной,/ к тебе, дорогая, вернусь я». Мы пели эту песню и раньше, и сейчас. Эти песни отложились в наши души, и мы относимся к Крыму и Севастополю как к городам русской славы.

До семнадцати лет я не знал ни одной ноты. А потом Господь Бог послал мне самых выдающихся учителей. В.Н. Минин – патриарх отечественной хоровой музыки, человек одержимый. Это такая глыба, такой столп. По моему глубочайшему убеждению, ничего равного в хоровом искусстве нет. Все то, что накопилось в нас с детства, остается неким зарядом, или зерном, которое потом разрастается.

Мне Бог послал и другого учителя – Е.В. Гиппиуса, патриарха советской фольклористики. Получается, что на моем пути встретились и патриарх в хоровой музыке, и патриарх в науке. Именно Гиппиус предложил мне учиться у него в аспирантуре. Я даже не думал об этом. Я – такой эмоциональный, а наука – это что-то серьезное. Но он убедил меня, что я неправ. И сказал мне самое главное, что нужно научиться алгеброй проверять гармонию. Музыку, как высокое искусство, нужно проверять разумом.

После разговора с ним я спросил совета у Владимира Николаевича. И он поддержал. Знаете, я потом ни разу не пожалел. Гиппиус научил меня анализу музыки. И мне стало невероятно интересно. Я ведь в детстве играл в шахматы, а шахматы приучают мыслить.

Кстати, после окончания Новосибирской консерватории меня пригласили работать главным хормейстером Государственного Сибирского русского народного хора. Там я прожил четырнадцать лет, записал тысячи песен, объездил всю Сибирь. И там же издал свою первую книгу «Песни села Балман». Так вот, когда я поступал в аспирантуру и сказал Гиппиусу, что, наверное, не подхожу для науки, он ответил мне, что я уже сделал открытие в науке. На мой вопрос «какое именно?» он достал эту самую мою книжку со словами: «А вы знаете, что песен одного села у нас нет? А вы зафиксировали все, что удалось собрать в одном селе».

Александр ПРОХАНОВ. Когда я увлекался фольклором, то слушал большие государственные хоры. Поют какую-то величальную песню, или разбойничью, или походную – все поет во мне. Поют какую-то современную – чувствую фальшь, нет там вот этого. Как соотносится фольклорное и современное? Ведь современную песню очень трудно сделать такой, чтобы люди рыдали, чтобы под эту песню в атаку шли Богу молились. Фольклор-то не вечен, он уходит. Как внести в жизнь хора такую современную тему, но чтобы это не било и не унижало огненные основы фольклора?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Вы затрагиваете невероятно важную и в то же время сложную и тонкую тему. Фольклор – это искусство быта, все, что есть в фольклоре, есть в быту. А все известные хоры – они на сцене. Вот где самая главная проблема. Фольклор, причем, все его жанры: обряды, былины, пословицы, поговорки, песни, хороводы, свадьбы, вечерки, колядки, щедровки, игры есть искусство быта и только быта. Народ специально для сцены никогда не сочинил ни одой песни. А теперь фольклористы с фольклорными ансамблями своей главной целью ставят выступления именно на сцене, а не в быту, для чего и создавались фольклорные традиции каждого народа. Более того, руководители Фольклорного союза стали предъявлять претензии ко всем сценическим национальным государственным коллективам, которые, естественно, исполняют песни в собственных обработках, ибо народные песни в быту и народные песни на сцене живут по разным законам, о чем прекрасно знали наши композиторы-классики.

Что делать на сцене? Здесь идут настоящие битвы. В России имеется Союз концертных организаций России. Благое дело. Но получилось, что во всех документах этой организации представлены только академические коллективы. А все национальные коллективы, народные хоры, оркестры, ансамбли песни и пляски, — одним словом, все национальные профессиональные коллективы оказались вычеркнуты. Нас как будто нет.

И мы, руководители профессиональных национальных (народных) коллективов решили создать свой Союз. Я встречался по этому вопросу с вице-премьером О.Ю. Голодец и нашел у нее понимание и поддержку. Мы собрали руководителей национальных коллективов с Кавказа, с Камчатки, с Севера, с Урала и сказали: «Братцы, дорогие! Если у нас не будет Союза, нас затопчут. Надо объединяться!»

У нас существует Фольклорный молодежный российский союз. Прекрасное название. Богоугодное дело. Но смотрите, что получается. Они ездят по станицам, записывают песни. Но скажите, что лучше: потрясающие, гениальные «Курские песни» Г. Свиридова или аутентичные песни? Аутентичные песни – это великое искусство быта. Их пели за столом, на гулянке, на вечерках. Но на сцене Свиридов гениально поднял эти песни до всемирного звучания.

Песни – это наши корни, и хранить их – это Богоугодное дело. Но простите. На сцене песню нужно преображать. Если же вы считаете, что все, кто поет на сцене, искажают песни, то предъявляйте претензии Глинке, Мусоргскому, Чайковскому, Свиридову и другим. Они тоже обрабатывали.

Возьмите народную поэзию и Пушкина. Пушкин – это солнце поэзии, но корни его творчества – в народе. Глинка говорил, что музыку создает народ, а мы, композиторы, только аранжируем. Я бы сказал, что композиторы поднимают музыку на небо, а фольклор – это земное искусство. Я сам находился внутри всего этого. Видел, как люди рыдали, слышал похоронные причитания моей тети Лены над мамой и понимал, что это искусство. Но искусство быта. А на сцене надо не так. Натурализм на сцене не проходит, там нужен образ. Как там у Пушкина? «Над вымыслом слезами обольюсь».

Вот вы тоже наш разговор начали с образов, с образов Байкала, Волги, а не с того, что мы поем стройно.

Возвращаясь к Фольклорному союзу… Чего хотят его участники? Что их интересует? Я сам носитель песен, сам могу спеть и сыграть. Но их это не интересует, а интересует что-то другое. Я уже не говорю о том, что у них даже никакого специального образования нет, они просто поют. Я вижу во всем этом некую фикцию.

Я являюсь сопредседателем Народного фронта и доверенным лицом президента. На последнем заседании один из режиссеров задал вопрос: «Как можно сейчас, когда Америка объявила нам санкции, показывать голливудские фильмы? Нужно показывать наши». Мне очень понравился ответ Владимира Владимировича. Мудро и просто: «Дело в том, что люди ходят. Если они не будут ходить, то не будем и показывать».

Совершенно согласен. Если мы запланировали концерт, а билеты не продались или продались всего двадцать. Наверное, ради двадцати человек мы не будем снимать Кремлевский зал на шесть тысяч мест. Что это значит? Люди не такие? Нет, это что-то у нас не так, раз на нас не идут. Искусство проверяется жизнью.

Я знаю, как заканчиваются наши концерты. Я же сам выстраиваю программу. Сегодня, например, прозвучит потрясающая песня «Письмо казака». Вообще будут звучать песни, которые мы еще не пели. И когда люди подходят со словами: «знаете, как я наплакалась!», я понимаю, что мы нужны.

Кубанский казачий хор выступал на всех континентах, поднимались на мексиканские пирамиды, пели в НАТО. В НАТО произошел интересный случай. У нас есть обряд, который называется прием в казаки. И вот мы предложили второму лицу этой организации принять его в казаки. Он вышел на сцену. Мы говорим: «по нашему казачьему обычаю, вам нужно встать на колени». Он встал. Дальше я беру плетку и опять же по нашему обычаю бью его несколько раз по заднему месту. Чем вы думаете, все это закончилось? На следующий день его отстранили от должности. Сюжет о том, как приехали казаки и выпороли высокопоставленного сотрудника НАТО, крутили постоянно. А диктор, комментируя слова одной из наших песен «Едут, едут по Берлину наши казаки», заявил, что казаки, уезжая, сказали, что они сюда еще вернутся.

Александр ПРОХАНОВ. Сильный сюжет!
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Я хочу остановиться на нашей поездке в Израиль. Она долго не складывалось, все время что-то мешало. И вот, наконец, мы приехали. Собралось пятнадцать тысяч зрителей на открытом воздухе. С нами поехал мой духовник архимандрит Виктор. Я попросил благословения спеть «К Богородице прилежно» композитора А. Архангельского. И когда мы запели, я понял, что зал наш. Тишина стояла мертвая. После окончания концерта стали подходить зрители и среди них девчушка. Стоит и плачет. Я спрашиваю: «Вы по-русски говорите? Как вас зовут?» «Наташа» — отвечает. «А у меня дочка Наташа, — говорю. Что случилось?» «Вы мне душу перевернули!»

Там я понял словосочетание русский еврей. Ничего не проходит мимо. Человек жил здесь и отпечаток этого остался, он никуда не денется. Нас, кстати, приняли и исконные евреи. Перед началом концерта я, честно говоря, опасался, вдруг освистят?

Я все время говорю хору, что если хоть кто-то подойдет и скажет, что наплакался, значит мы не зря прожили этот день и провели концерт. А если не было ни одной слезинки, значит, мы сделали вид, что якобы выступили. И если зрители не идут на ваш концерт, не надо их ругать. Ищите причину в себе.

Александр ПРОХАНОВ. Русский народ поет сегодня?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО. 

Мне самому хочется понять: вот этот шеститысячный зал может петь, или он может только слушать? И я на недавнем концерте провел эксперимент. Сказал: «Хотите, чтобы мы что-то спели, не надо просто просить. Спойте» И ведь спели! Буду продолжать этот эксперимент.

Мы сейчас сделали программу «Большая казачья история». Здесь можно много рассказать, хватит на десять программ. Но я взял исторические песни. Мы поем «Боже, царя храни», песни времен Ивана Грозного.

Александр ПРОХАНОВ. Александр ПРОХАНОВ.
Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

Но здесь надо помнить, что все развивается. Поэтому просто копия – это хорошо, но это еще не искусство. Народная музыка – это желудь, из которого композитор может вырастить дуб. И относиться ко всему происходящему на сцене нужно с точки зрения сегодняшнего дня.

У меня уже больше тридцати лет есть кунак – Аслан Нехай. Очень заслуженный человек, народный артист России и Адыгеи. Когда меня принимали в кунаки, я, естественно, не знал, что такое куначество. Я даже советовался со своим духовником, спрашивал: можно ли, не грешно ли? Но батюшка ответил, что это хорошее дело и благословил.

И вот за столом, а происходило все в Майкопе, собралось человек двести – триста. А мне нужно ехать в Краснодар. Ну, ладно, думаю, посижу часа – два – три и поеду. Но оказалось, что это не так просто. Присутствующие начали произносить тосты, и пока все не сказали (никого не забыли!), меня из-за стола не выпустили.

В чем же суть куначества? Кунаки – это братья. Аслан мой младший брат. Мы разговариваем на любые темы, делимся самым сокровенным, раскрываем друг другу душу. У нас нет неудобных тем и секретов. Куначество сильно роднит людей разной веры, разного языка, разной культуры, разного менталитета. Но получается, что несмотря на то, что мы такие разные, мы можем быть братьями.

Аслан – прекрасный, блестящий композитор, настоящий неоклассик. Мы с хором сделали адыгский танец на его музыку, а поставил его Аслан Ходжаев. Если помните, еще в 80-х годах в адыгском ансамбле «Нальмэс» танцевал и делал потрясающие трюки малыш. Он вырос и пришел в наш хор в танцевальную группу. Конечно, мы его сразу взяли. Сегодня он возглавляет этот коллектив. Нам пришла идея на музыку Аслана Нехая сделать танец. Почему? Адыги – наши исторические соседи. Уместно говорить и о культурном влиянии народов Кавказа на казаков. Бурки и черкески откуда взялись?

Возвращаясь к куначеству. Года три назад у меня родилась идея – почему бы нашему хору и чеченскому коллективу «Вайнах» не стать кунаками? Идею поддержали А.Г. Хлопонин и В.В. Устинов.

Наш Кубанский хор проехал абсолютно все кавказские республики, и везде делали совместные программы с их национальными коллективами. На концерты приходили люди разных национальностей. Но атмосфера в зале была удивительной. И за те два с половиной часа, что на сцене выступают артисты, у зрителей возникает потрясающее родство душ. Искусство-то роднит, искусство-то сплачивает.

Среди тех, кто поет в хоре, есть не только заслуженные артисты России, но и Украины, Абхазии, Адыгеи, Чеченской республики, Карачаево-Черкессии, Ингушетии, Дагестана…

Александр ПРОХАНОВ. Возвращаясь к идее куначества вашего хора и других коллективов. Ты посчитал, какое количество тостов будет произноситься за столом?
Виктор ЗАХАРЧЕНКО.

Бесконечное! (улыбается). А если серьезно… Мы сейчас создали Союз национальных (народных) государственных концертных коллективов России. Получается мощнейшая сила! Вроде бы и разные национальности, но в тоже время мы единый народ.

В одной нашей песни есть слова: «Мы сыны Кубани славной,/ древнерусски козаки,/ хоть сейчас готовы двинуть/ на врага свои полки./ Вспомним, братцы, Русь и славу/ и пойдем врагов разить,/защитим свою державу,/ лучше смерть, чем в рабстве жить». Вслушайтесь, какие здесь смыслы!

Русские – соборное понятие и в этом наша сила. Мы знаем адыгов, которые в в Великую Отечественную войну говорили: «Мы – русские!». Это здорово! Но в тоже время мы, люди разных национальностей, должны знать культуру и искусство друг друга. В советское время было много хорошего. Возьмите декады культуры, литературы, искусства. Они кому-то мешали? Ведь иначе мы вряд ли узнали бы имена Муслима Магомаева, Махмуда Эсамбаева, Расула Гамзатова, Чингиза Айтматова, а там не узнали бы наши русские коллективы.

Связи нужно укреплять. Особенно, если мы строим государство многонациональное, с разными конфессиями, надо находить общий язык. И нести при этом одинаковую ответственность. Мы должны понимать, что мы представители разных народов, но нас объединяет наша история, Российское государство. Россия всегда была, есть и будет держава. Изначально это было Московское княжество, с которого начинал Иван Грозный. Почему многим нашим недругам не нравится Иван Грозный? Потому что при нем Россия стала большой, присоединили к себе новые земли. В книге С.В.Фомина «Правда о первом русском царе» есть карта, из которой видно, какой была наша Русь, когда Иван Грозный стал государем, и какой стала к концу его правления.

Мы же со своей стороны вносим посильный вклад в дело объединения наших народов. Свой концерт «Большая казачья история», о котором я уже говорил, мы шесть раз показали в Краснодаре, два в Ростове, концерт в Волгограде, в Астрахани, в Самаре, в Петербурге, в Минске и сейчас два концерта в Москве в Кремле.

Александр ПРОХАНОВ. Когда мы говорили об Иване Васильевиче Грозном, что он собирал все эти пространства и включал в русскую державу татар, ливонцев, прибалтов, у меня сразу возник образ храма Василия Блаженного. Ведь этот храм построил царь. И этот храм с одной стороны является символом русского рая, а с другой стороны – символом русской державности. Посмотришь на него и видишь, что там сидит татарин с пиалой, там сидит тюрк, там сидит русский воин.
Я думаю, что этот союз хоров, союз народов, союз этих культур, союз представлений каждого народа о небесном, о высшем, о недостижимом, воплотился и в храме Василия Блаженного и в Кубанском казачьем хоре. Вначале я сказал, что Кубанский казачий хор – Эрмитаж, Байкал и Волга, а сейчас скажу, что он еще и храм Василия Блаженного.